В предварении к номеру «Логоса», посвященному дискуссии вокруг работы Габриэля Тупинамба «Желание психоанализа», редактор-составитель обращается к вопросу проблематичного существования психоаналитических институций. Предполагается, что психоаналитики пользуются возможностями нахождения в профессиональных сообществах с целью расширения опыта и приобретения разнообразных благоприятных влияний на свою практику. В реальности институциональные пространства (психоаналитические ассоциации, школы, объединения специалистов) выступают в роли малой политической сцены. Беспрецедентный уровень конфликтности, поддерживаемый на ней, подкрепляется самим режимом институционального управления. Фактически это приводит к тому, что институциональные пространства используются аналитиками для психических отреагирований, находящихся для них под запретом как в клинике, так и во взаимодействии с представителями других дисциплин. Само функционирование аналитика в институциях, представляющих собой официальный фасад аналитической дисциплины, парадоксальным образом остается наиболее затемненной стороной происходящегов психоанализе. Это внутреннее умолчание также поддерживается извне интеллектуалами, которые задействуют психоаналитическое знание для производства собственных теоретических построений. При этом общий социально-критический фон, на котором подобный интеллектуал обычно функционирует, не содействует постановке обстоятельств институционального функционирования психоанализа под вопрос. Исследователи-неклиницисты производят обратное, заимствуя теорию и аппарат психоанализа для того, чтобы обосновать проект определенного политического будущего для «общества в целом». Именно в этом ключе производится теория, сополагающая психоанализ с философской мыслью, начиная с основных представителей фрейдомарксизма и заканчивая современными «лакановскими левыми». Работа Тупинамба, сконцентрированная исключительно вокруг вопросов устройства сообществ психоаналитиков, представляет собой редкое исключение из сложившейся традиции.

С тех пор как Зигмунд Фрейд принял решение о необходимости учреждения психоаналитической институции как представительного органа психоаналитической теории и клиники, психоанализ, как правило, не предпринимал изучение собственной институциональности и не проблематизировал само свое существование в форме психоаналитических сообществ. Одной из причин уклонения от этого вопроса является историческое положение тех, кто получает анализ, поскольку они подвергаются исключению. Обозначаясь в качестве «анализантов» и выступая в осуществлении анализа «партнерами» аналитиков, они в то же время не признаются элементом психоаналитического сообщества. Этот отказ в признании обосновывается со стороны самого психоанализа в качестве меры, обеспечивающей сохранение анализа как эксклюзивной профессиональной практики.
Таким образом, в основе образования психоаналитических сообществ лежит особый психодинамический фактор: тревога Фрейда, полагавшего, что психоанализ может сохранять свое существование только благодаря постоянно принимаемым мерам по очищению психоаналитического профессионального поля и устранению любых посторонних анализу компонентов. Предпринимая учреждение психоаналитического сообщества, Фрейд не был уверен в доброкачественности этой формы, ожидая лишь, что она окажется способной поддерживать режим необходимого дисциплинарного размежевания. При этом дальнейшее институциональное существование психоанализа в форме сообществ обнаруживает, что процедуры внешнего размежевания порождают ряд процессов внутри самих сообществ, выступая причиной их постоянной дестабилизации и подверженности их членов различным формам нарушения коллегиальности. Впервые открыто привлекая внимание к этим нарушениям, книга Габриэля Тупинамба ставит вопрос о положении будущих аналитиков, проходящих дидактический анализ, который мы полагаем неполным и требующим радикализации в форме вопроса о степени принадлежности психоаналитическому сообществу любого, кто проходит свой анализ.

Книга Габриэля Тупинамба «Желание психоанализа» предлагает помыслить психоанализ так, как это еще не производилось прежде — как сцену, значимость клинической и концептуальной стороны которой впервые должна уступить происходящим на ней институциональным столкновениям. Разработка критической теории психоаналитических институций становится возможной в силу событий, благодаря которым институциональный регистр после смерти Жака Лакана стал порождать события, выходящие за пределы вопросов внутреннего управления в наследующих Лакану сообществах. Тупинамба делает упор на то, что именно в постлакановском анализе на первый план выходят элементы кризисного институционального вмешательства, подразумевающие контроль за «политической вменяемостью» психоаналитиков, а также гонения, которые более радикальное и самостоятельное крыло лакановских исследователей постоянно претерпевает от институционального центра, координируемого Жак-Аленом Миллером — держателем монополии на «мысль о клинике».
Освещение этих процессов позволяет задаться и иными вопросами, которые касаются обстоятельств, обычно представляемых в психоанализе в качестве его естественных исторических координат. Речь прежде всего идет о неравенстве проходящих анализ с точки зрения возможностей его оплаты, патологической замкнутости самих аналитических сообществ, приводящей к поддержанию в них иллюзорного режима деполитизации на фоне внешних социально-политических кризисов. При этом эффекты последних искусственно нормализуются клиникой и институциями анализа во имя поддержания стабильности психоаналитической практики. «Желание психоанализа» призывает прекратить внутреннее оправдание этих обстоятельств, поставив под вопрос саму возможность «продолжать вместе с Лаканом», на которую претендуют его институциональные наследники. Вместо этого Тупинамба предлагает подвергнуть само лакановское наследие переоценке как в его институциональной области, так и в части созданной Лаканом теории, предположив наличие проблематической связи между концептуальными основаниями лакановской мысли и обликом созданного им незадолго до смерти клинического сообщества.

Применение психоанализа в качестве одного из инструментов социально-философской эмансипирующей критики, а также исходящее от левополитического активизма требование «социализировать» и эмансипировать сам психоанализ за последние несколько десятилетий приобрели повсеместный характер. С целью определения степени, в которой может быть уместна и практически успешна ставка по извлечению из психоанализа «уроков для освободительной политики», статья представляет разбор двух различных способов мыслить психоанализ — концепций Габриэля Тупинамба и Александра Смулянского. Оба отправляются от постановки под вопрос нынешнего институционального состояния лакановского психоанализа, но с показательным различием. Стратегия, предлагаемая Тупинамба, позволяет совершить существенное продвижение в понимании причин институциональных сбоев в работе психоанализа, одновременно требуя прекращения характерного для профессионального аналитического поля замалчивания их наличия. В то же время показано, что эффективность подобного подхода имеет свои ограничения, связанные с избранной автором расстановкой акцентов: для Тупинамба импульсом служит необходимость активистской борьбы с высвечиваемым психоанализом неравенством в его собственной профессиональной среде. Чтобы преодолеть это неравенство Тупинамба предлагает реформу, призванную социально и финансово облегчить доступ анализантов в анализ, а также на новых условиях урегулировать для них возможность становления психоаналитиками. Напротив, подход, разрабатываемый Смулянским, проблематизирует само понятие «доступа» в психоанализе в качестве особого концепта, не сводящегося к вопросу возможности позволить себе анализ или быть полноправным участником аналитической пары. Тогда как Тупинамба, наследуя традициям социальной критики, опирающейся на марксистские основания, отправляется от представления о дефиците институциональной открытости и доступности психоанализа, Смулянский показывает, что «доступ» всегда уже имеет место, но в неучитываемой и непризнаваемой аналитическими институциями форме.

Статья посвящена проблемам институциональной стороны психоанализа и процессам группообразования в аналитических сообществах. Показано, что данные процессы не являются исключительно внутренним вопросом: особенности основания психоаналитического предприятия говорят о том, что эффекты функционирования школ и сообществ выводят психоаналитическое действие за рамки того, что считается аналитическим как таковым — исследование частного бессознательного в условиях сеттинга. Напротив, характер психоаналитической корпоративности отсылает к воспроизводству на психоаналитической сцене форм «политической жизни», в режиме которой существуют институции психоанализа. Дидактика психоаналитической корпоративности разворачивает психоанализ в сторону публичности, обеспечивая тем самым его социальную обоснованность. В то же время она заставляет аналитиков входить в конфронтацию с коллегами, поступаясь тем самым своей аналитической позицией. Последнее происходит не только на сугубо организационной почве, но и там, где это оказывается для существования анализа наиболее опасным: на глазах у общественности, перед которой аналитик обнаруживает нужду, связанную с удержанием своего институционального места. Это вопрос постоянно воспроизводимого размежевания и борьбы: как внутренней, так и внешней — на уровне защиты границ психоанализа от внешнего мира.
Разработки, касающиеся институциональной стороны психоанализа, появились сравнительно недавно. В частности, ряд гипотез был предложен бразильским психоаналитиком и активистом Габриэлем Тупинамба и российским психоаналитиком и философом Александром Смулянским. Если первый подходит к решению со стороны понятия «желания», движущего психоаналитиками и позволяющего им выходить из кризисов, создаваемых существованием их сообществ, то второй показывает, каким образом исторически сложившаяся форма психоаналитического сообщества сталкивает аналитиков с «невозможными» эффектами собственной практики.

Во множестве ролей и значений, которыми наделяются деньги в анализе, можно найти нечто схожее с тем, что мы находим в характере репрезентации. К аффекту может прикрепляться сколь угодно много актуальных репрезентаций, которые субъект-сновидец производит здесь и сейчас. Подобно тому как сингулярный компонент репрезентации и ее бесконечная вариативность представляют интерес для рефлексии (как то, что указывает на наличие некоторых процессов, чьим эффектом они являются), так же и деньги являются эффектом чего-то, что происходит в анализе, становятся местом «сгущения». Как отмечают психоаналитики, деньги на самом деле указывают на то, что анализ скрывает что-то неоплатное. Статья концентрируется на разработке именно этого элемента анализа.
Чтобы определить источник этого неоплатного, автор обращается к двум другим вопросам: что происходит в анализе? что является движущей силой анализа? Возможные ответы на них предлагаются с опорой на теории влечений и либидо Зигмунда Фрейда и Жака Лакана, а также на клинические идеи Феликса Гваттари. В этой теоретической рамке предпринимается попытка продемонстрировать, что, хотя деньги не лишены утилитарного смысла в анализе, из-за характера анализа в них сгущается его не-векторность: процесс анализа и приводящий его в движение дуализм влечения к жизни и к смерти не являются направленными (ни линейными, ни ризоматическими), но представляют собой бесконечный цикл взаимообусловленных операций в машине бессознательного, которую он запускает. В аналитическом процессе не только нет какого-то окончательного результата, но нет и вектора, который позволил бы расплатиться за анализ как за продолжающуюся услугу. В заключение наблюдения автора применяются к некоторым вопросам, которые ставит Габриэль Тупинамба в своей недавней книге «Желание психоанализа», и предполагается, что теоретизирование несет для аналитика самостоятельную аналитическую ценность.

Книга Габриэля Тупинамба «Желание психоанализа» существует в контексте институционального кризиса лаканианских организаций, произошедшего на фоне президентских выборов во Франции в 2017 году. Политическое высказывание Тупинамба содержит подспудный вопрос о (не)возможности эпистемологии психоанализа, о существовании границ психоаналитического дискурса. Велик соблазн закрыть этот вопрос о пределе высказывания, например, проведя параллель с топологическим пределом сеттинга, и оставить его таким образом нерешенным. От этого предостерегает и Тупинамба, демонстрируя, как тупики лаканианской теории, ее лакуны заполняются клиническими или институциональными ответами.
Автор статьи показывает, как лакановская теория, рассуждая о психоаналитическом дискурсе и заимствуя «избыточные» философские, логические, кибернетические, лингвистические модели, имплицитно подменяет проблему эпистемологии проблемой этики. Он использует образ Антигоны, чье желание синонимично желанию аналитика, который в данном случае оказывается в рискованном статусе живого и добровольно заключенного в башне из слоновой кости, а не мертвого и замурованного в пещере.

Статья развивает дискуссию, начатую книгой Габриэля Тупинамба «Желание психоанализа», которую необходимо дополнить прояснением и пересмотром устоявшегося в лаканистском дискурсе отношения к иным дисциплинам и областям — в первую очередь, к науке и политике. Позиция психоанализа по отношению к ним представляется автору проблематичной и не отвечающей теоретическому уровню самого психоанализа. Иными словами, во взаимодействии с другими областями анализ чувствует себя намного менее уверенно, чем в клинике и в работе с собственными концептами. Автор статьи выдвигает гипотезу, объясняющую, почему именно психоанализ среди прочих дисциплин неизменно оказывается в подобном положении.
Вслед за Тупинамба утверждается, что основным причинным фактором выступает специфическая топология бессознательного, которую устанавливает Зигмунд Фрейд, и в дальнейшем развивает Жак Лакан. В клинике, в разговоре с широкой публикой, в диалоге с другими дисциплинами — в каждом из этих измерений существования психоанализа эта топология срабатывает и порождает свои эффекты, за которые психоанализу в итоге приходится расплачиваться на собственной территории. Присущая аксиоматической топологии форма дает психоанализу определенные преимущества, однако сегодня пришло время констатировать, что психоанализ не может больше эксплуатировать ее ресурсы и должен ее и связанные с ней долгосрочные стратегические проблемы радикально пересмотреть. Позиции, с которых предлагается предварительно приступить к этому пересмотру, призваны обозначить сегодняшний кризис психоаналитического сообщества и дать ему истолкование.

Статья посвящена прочтению через призму правовой оптики комиксов, представленных в книге «Брат.25 лет» и посвященных прошлому и будущему персонажей кинодилогии Алексея Балабанова «Брат» и «Брат 2». С использованием междисциплинарного методологического инструментария автором анализируются мини-истории комикса, при этом кинодилогия рассматривается как контекст, позволяющий восстановить недостающую информацию для интерпретации визуального ряда. Опираясь на современные культурно-правовые исследования в юридическом прочтении визуальных культурных текстов (Томас Гидденс и др.), автор раскрывает правовую эстетику комикса. Возникает совершенно новая коммуникативная среда, позволяющая через оптический фокус интерпретаций сценаристов и художников комиксов «Брат. 25 лет» провести ревизию смыслов фильмов «Брат» и «Брат 2».
Предлагается новое прочтение смыслов, отвечающее запросам читателей и зрителей с учетом модификации старых героев, исходя из настоящего времени и сложившихся общественных отношений. Автором дается юридическая квалификация действий главного героя и других персонажей в кинодилогии «Брат» и «Брат 2» в соответствии с Уголовным кодексом РФ. Проводится сравнение совершаемых правонарушений главным героем в кинодилогии и комиксах. Делается вывод о том, что в комиксах акцент смещен на поиск правды и справедливости. Прослеживается место комикса в процессе формирования правосознания и его деформации. Определяется роль комиксов «Брат. 25 лет» в ходе формирования символического значения правды и справедливости в современном контексте.

В статье осуществляется кодификация имевших место ранее и актуальных до сих пор социологических подходов к анализу художественной литературы. Особое внимание уделяется так называемой культурсоциологической линии мысли, основной спецификой которой является смещение исследовательского фокуса с анализа текста произведения, личности автора и социальных условий его производства на практики чтения, осуществляемые рядовыми читателями, на их когнитивные стратегии и эмоциональные режимы. В статье кратко анализируются наиболее значимые для культурсоциологии чтения на данный момент работы Марии Ангелики Тумалы Олаве и Яна Ваньи.
На примере текста Тумалы Олаве демонстрируется, что несмотря на плодотворный анализ того, как опыт чтения может влиять на жизненные траектории людей, исследовательница сталкивается с существенной эпистемической трудностью, заключающейся в том, что эмоции и/или знания, полученные в процессе чтения, плохо поддаются рефлексии, затрудняя рассуждения о чтении как о каузальном факторе, который ведет к тем или иным жизненным выборам как следствию.
Работа Ваньи стремится совместить в себе автоэтнографический анализ прочтения романа Яхима Топола «Сестра» с исследованием социального контекста его возникновения и специфических языковых тропов, используемых писателем для достижения эффекта «погружения» в мир романа. Ваньи предпринимает интересную попытку многопланового рассмотрения конкретного литературного образца, тем не менее страдающую от излишней поверхности в каждом из затронутых аспектов анализа. Помимо этого, в статье обсуждаются (не)возможные точки связи между социологией как научной дисциплиной и литературным творчеством. С опорой на работу Дэвида Бира обсуждаются три возможных типа соприкосновения между социологией и литературой: беллетризация теоретического воображения, использование художественной литературы как документального источника в научных целях и теоретический анализ литературных произведений.

Статья посвящена анализу многочисленных интерпретаций культового фильма «Бойцовский клуб». Автор разделяет прочтения картины учеными на три типа — оценочную интерпретацию, теоретически или методологически обоснованную интерпретацию и аргументированную интерпретацию. Далее он группирует эти интерпретации по тематическим блокам — прочтение «Бойцовского клуба» культурологом Анри Жиру; критика фильма как сексистского и патриархального, феминистские трактовки, которые делают акцент не на критике, а на образе Марлы Сингер; прочтение картины как «фашистского», «анархистского»; анализ кино как постмодернистского произведения и т. д. Отдельно автор выделяет некоторые аргументированные интерпретации, которые характеризует как адекватные, так как их авторы стремятся избегать резких оценочных высказываний и более сосредоточены на последовательном анализе. Кроме прочего, автор предлагает собственную трактовку, оговариваясь, что не считает ее окончательной или упраздняющей другие. Это замечание позволяет ему показать проблемную природу основной процедуры англоязычных гуманитарных наук. В своих размышлениях автор приходит к выводу, что вселенная фильма «Бойцовский клуб» может быть охарактеризована как мир победившего «готического капитализма» (Анна Корнблю). Завершается статья рассуждением о значении интерпретации в современных гуманитарных науках.