Автор утверждает, что значительная часть политического опыта Запада оставалась неосмысленной в традиционной политической мысли с самого ее начала, и анализирует три политических опыта, которые лежали вне этой традиции и оставлялись без внимания политической мыслью: опыт действия как начала нового предприятия в дополисной Греции, опыт основания в Риме и христианский опыт взаимосвязи действия и прощения. Все они разделяют одну общую черту, касающуюся участи человека, без которой политика не была возможной или необходимой, а именно — факт плюральности человека в противовес единичности бога.

Автор утверждает, что задача политической философии заключается в том, чтобы устанавливать ограничения на вмешательство в политику. Между демократией и концепциями, призванными защищать индивидуальные права, всегда существовало противоречие, поскольку демократии могут избирать такой образ действия, который пренебрегает указанными правами. Согласно автору, демократия является вопросом воли демоса, а не того, что определяется как правильное. Некоторые права, в частности, те, что делают демократический процесс возможным, но для этого необходимо вмешательство судей в демократическое пространство. Предлагаемое решение заключается в том, что судьи должны руководствоваться принципом «судейской сдержанности», отменяя законодательные решения только в редких и крайних случаях.

Автор сравнивает и критикует три подхода к политике и демократической системе: (1) теорию социального выбора с представлением о политическом процессе как об инструментальной деятельности и идеей, что решающее политическое действие является частным, а не публичным; (2) теорию демократии обсуждения с ее представлением о политике как о рациональном соглашении, а не компромиссе и допущением, что решающее политическое действие предполагает участие в публичных дебатах для достижения консенсуса; (3) теорию демократии участия с ее утверждением, что целью политики является трансформация и воспитание участников. Автор предлагает новый взгляд на политику как на публичную по своей природе и инструментальную по своим целям деятельность.

В рамках исследования о цензурной политике франкистского режима в статье рассматривается типичный случай из предыстории франкизма: рецепция Иммануила Канта в Испании XIX века. Здесь дается диахроническое описание взаимосвязи между рецепцией и переводом в период от первого упоминания «Манюэля Канта» в 1803 г. до первого прямого (т. е. не опосредованного французским), хотя и частичного, перевода его главного труда в 1883 г. Рецепция Канта была столь трудной и поздней из-за отторжения его агностицизма со стороны традиционного истеблишмента. И кантовская «Критика», и испанская исследовательская литература, ей посвященная, были внесены в «Индекс запрещенных книг». Но услышать голос Канта мешали и его либеральные соперники. Рассмотрение данного кейса дополняется в статье размышлениями о переводе и рецепции, а также об интериоризованной предварительной цензуре.

В настоящей статье перевод рассматривается как социально-функциональная (под) система (в терминологии теории социальных систем Никласа Лумана) и как conditio sine qua non европеизации России, особенно в петровский и постпетровский периоды. Опираясь на исторические документы и памятники, автор демонстрирует генезис перевода как подсистемы российской социально-функциональной системы. Выделяются три оси функционирования перевода в процессе европеизации России. Первая — это радикальное изменение доминирующего дискурса социальной системы: Россия начала учиться у Западной Европы. Перевод стал ключевым фактором в этом процессе. Это пример внутрисистемного значения перевода. Вторая ось — это опосредованное переводом самопроецирование России как системы на ее социально-системное окружение. Россия манипулировала своим окружением в немалой степени с помощью переводов на западноевропейские языки текстов с позитивной информацией о себе. Наконец, третья ось связана с интеграцией России в современную глобальную функциональную систему. Перевод сыграл опять-таки важнейшую роль в гармонизации функциональных подсистем российской социальной системы с подсистемами складывающейся мировой (тогда преимущественно европейской) мегасистемы. Вторая и третья оси демонстрируют внешнесистемные функции перевода.

В статье обсуждается один из ярких эпизодов в истории отечественного переводоведения, а именно появление понятия «реалистический перевод» и его использование в литературной борьбе. Рассматриваются содержание этого понятия, развернувшиеся вокруг него споры, а также изменения, происходившие с ним за недолгое время его существования. Прослеживается связь между изменениями в теории перевода, в результате которых возникло понятие реалистического перевода, и более масштабными изменениями в советской культуре.

В статье рассматривается влияние на перевод факторов идеологического порядка. На примере перевода романа Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол», выполненного Н. Волжиной и Е. Калашниковой, анализируются различные средства, при помощи которых переводной текст адаптируется к определенным идеологическим требованиям. При этом к анализу привлекается несколько редакций перевода, созданных в разные годы (с 1941 по 1968). Ставится также вопрос о различных возможных стратегиях идеологической адаптации.

Статья посвящена анализу институциональных практик философской академии в России в 1990–2000-х годах, касавшихся производства переводов. Особое внимание уделяется широкой программе аналитической антропологии как способу легитимации таких практик. Высказывается тезис о том, что программа аналитической антропологии завела политики переводов в тупик. Проект аналитической антропологии связывается с логикой «спецхрана» — особым типом научной публичности, сформировавшимся в советской философии в 60-е годы ХХ века. Выдвигается гипотеза о непосредственной связи производства переводов и трансформациями в интеллектуальных группах. Дается также краткий обзор переводческих скандалов в новейшей истории русской философии.

Рецензия на: Nassim Nicholas Taleb. The Bed of Procrustes: Philosophical and Practical Aphorisms. NY: Random House, 2010. — 112 p.

Рецензия на: «Южный парк» и философия: Толстый, длинный и всепроникающий. М.: Эксмо, 2012. — 304 с.