Автор статьи исходит из бессмысленности выбирать среди имевшихся исторических моделей университета. Гораздо важнее выяснить, что происходит сегодня со знанием и какое это может иметь отношение к университету. Очевидно, что сеть и современные коммуникации влияют на характер знания и отношение к нему. Закат государства означает смену главного партнера университета, заказчика науки. Теперь им становится единичный потребитель. Он определяет user-friendly форму и содержание знания. Желания потребителя стремится удовлетворить университетское чиновничество-менеджерство. Сегодня именно оно, а не исследователи-преподаватели воплощает университет. Тенденции эволюции знания и университета на Западе и в России сходны (Болонская реформа как реализация менеджерского поворота), несмотря на гигантские различия в размахе коррупции и плагиата.

В статье на материале некоторых текстов Жака Деррида рассматривается «гегелевский момент» в формировании современного университета. Сращение государства и образования отмечает конец свободного или целибатного университета и начало университета как особой страховой структуры, выступающей одновременно зеркалом для государства. Деррида указывает на то, что наиболее незащищенные позиции в университете, позиции младших преподавателей, уже вписаны в определенную диалектическую и одновременно деконструктивистскую игру повторения/внешнего производства. Однако он не указывает на то, что продуктивность этой игры, определяющая возможность критической позиции и борьбы на два фронта — против «неолиберальных» государственных программ и против консерватизма внутри университета, — была связана с уникальными историями отдельных институтов, в частности Эколь Нормаль Суперьер.

Предметом анализа в статье стали различные элементы и структурные характеристики понятия «университетская традиция» применительно к советскому и постсоветскому времени. Подчеркнута сложная и многосоставная природа университетской традиции, в которую входят не только коммеморативные и историографические практики, символические ритуалы и способы поддержания границ, но также методы унификации прошлого, вычеркивания и забвения нежелательных периодов или обстоятельств. Такая переакцентировка и мобилизация прошлого в политических целях или во имя самосохранения особенно ярко проявились при ломке имперской университетской системы и утверждении советской в 1920–1930‑е годы. В послесталинские годы происходит постепенная реабилитация дореволюционного университетского, включая и принцип автономии высшей школы. Однако с 1990‑х годов этот символический ресурс начинает активно использоваться — в противовес новым тенденциям и институтам — уже для легитимации прав и привилегий «классического» университета (точнее, моделей и иерархий позднесоветской эпохи).

Статья посвящена вопросу о том, дает ли современный университет образование в гумбольдтовском смысле. Автор восстанавливает контекст деятельности Гумбольдта, напоминая, что ему противостояла преимущественно идея профессионализации. Согласно Шельски, неслучайно, что в связи с Гумбольдтом все упоминают «свободу», но редко кто «уединение» (второе важное понятие его программы). Раскрывает социально-политическое, образовательное и научное измерение этого понятия. Именно уединение служит гарантией свободе — от прямого обслуживания производственных и общественных интересов.

Статья подытоживает институциональную деятельность Гельмута Шельски, одного из самых активных и спорных реорганизаторов высшего образования в послевоенной Западной Германии (в основном в Билефельде, в земле Северный Рейн — Вестфалия). Скептически относясь к способности университета к самореформированию, он выступал, скорее, как представитель государства, принуждающего университет к реформе. Ряд принятых им мер были не только новаторскими, но и предвосхищали новую расстановку сил в канун молодежных бунтов конца 1960‑х годов.

В статье рассматриваются некоторые актуальные проблемы современной науки и высшего образования. Мы живем в мире Леонардо, который мы не только познаем и истолковываем, но и создаем (прежде всего с помощью знания). Будущее науки нам неизвестно, но ошибочно делать из этого вывод, будто его у нее нет. Разделение на фундаментальные и прикладные науки сегодня размыто: техника и информатика оказывают обратное влияние на фундаментальные исследования. Миру Леонардо нужен университет Леонардо, а не Гумбольдта (который является мифом), для чего автор предлагает прежде всего три меры: трансдисциплинарность, элитарность и опору на молодежь

В статье прослеживается процесс вовлечения представителей немецкого академического сообщества в политическую сферу. После объединения в 1871 году политическая и экономическая экспансия Германской империи стала доминирующим направлением в общественно-политическом сознании немецких элит. Убеждение в национальном превосходстве основывалось также и на достижениях немецкой науки, которая потеряла свой универсалистский характер и превратилась в национально детерминированную категорию. Первая мировая война, Ноябрьская революция, Версальский мирный договор привели к стремительной политизации и идеологизации академических кругов Германии. Протест против «демократизации» высшей школы в период Веймарской республики означал также неприятие и несогласие с самой идей утверждения и распространения демократии в Германии, что объясняет отсутствие доверия и лояльности к новому немецкому государству. В конечном счете кризис, царящий в немецком университете, будет устранен уже после 1933 года.

«Конкуренции — да, рынку — нет». Интервью.

Глава из книги «Новые элиты глобализации. Золотая иммиграция Франции» анализирует роль, которую играют международные школы в воссоздании новой элитарной «международной культуры» в условиях глобализации. В отличие от национальных учебных заведений, которые во главу угла ставят интеграцию иммигрантов во французское общество, международные школы призваны создавать «международную идентичность». Закрытые для обычных граждан и не применяющие к себе стандарты, регулирующие национальную систему образования, международные школы являются индикатором появления новых легитимных критериев, определяющих доминирующие категории в элитарном образовании.

В тексте рассматриваются образовательные стратегии аристократических семей во Франции второй половины XX века. Подчеркивается, что данная социальная группа традиционно уделяет больше внимания, чем другие слои общества, домашнему воспитанию, фокусирующемуся на религиозном образовании, и социальным навыкам. Ценность школьных и академических дипломов стала ими осознаваться сравнительно недавно в связи с все более насущной потребностью конвертировать титул в профессиональный статус, обеспечивающий доход. Тем не менее даже сегодня университетская карьера является редкостью среди представителей французской аристократии, а слишком большое усердие в учебе воспринимается с подозрением. Автор показывает, что они чаще всего выбирают занятия (к примеру, госслужба, управление госкомпаниями, PR, мода), в которых им помогает в наибольшей степени преуспеть «врожденное» чувство превосходства, передаваемое в семье.

В статье рассматривается влияние экзамена на звание агреже по философии на формирование «классических» философских авторов и методологических приемов философского исследования на материале отчетов жюри с 2003 по 2010 год. Также анализируется критическая позиция представителей институтов, стремящихся избежать общей линии французского философского сообщества.

В статье рассматривается место философии в организационной структуре гумбольдтовской модели университета. Реконструируется представление о значении философии для нового университета, а также рассматривается, насколько декларативные заявления и риторическое оформление соответствовали реальным практикам включенности философии в систему производства и трансляции университетского знания. На основе философских манифестов, университетских уставов и бюрократических циркуляров в работе предлагается попытка взглянуть на историю немецкой философии как на историю становления одной из университетских дисциплин. Делается вывод, что установленные университетскими реформами начала XIX века институциональные правила на протяжении всего столетия способствовали превращению философского знания в хорошо структурированную, обладающую диверсифицированным методологическим набором дисциплину.