Статья посвящена попытке современной апроприации и развития атомизма Лукреция, предпринятой в поздней философии Луи Альтюссера. «Алеаторный материализм», разрабатываемый Альтюссером во фрагментах, написанных в 1980-е годы, исходит из утверждения о контингентности всякого мира, являющегося случайным сцеплением атомов, возникающим в результате клинамена. При этом «мир» понимается Альтюссером расширительно, характеризуя не только космос и мир в целом, но и любую данную ситуацию. Утверждая зависимость всякого смысла и всякой необходимости от того или иного типа соединения атомов, Альтюссер вплотную подходит к постановке вопроса о «принципах сцепляемости» - субсемантических принципов, детерминирующих семантическое, но находящихся вне области смысла. Однако эти принципы описываются Альтюссером лишь метафорически и недетализированно. Цель статьи состоит в дальнейшей разработке этих принципов, намечаемых в «алеаторном материализме». Помещение поздней философии Альтюссера в контекст линии мысли, соединяющей Лейбница и Канта, позволяет прояснить значимость альтюссеровской проблематики для вопроса о «тиджеинге» - имманентных протоколах перенарезания и сшивания возможных миров и темпоральных рядов. В развитие кантовского понятия «трансцендентального схематизма» статья предлагает систему четверичного жестового кода и основанных на нем двенадцати базисных сред, позволяющую дать имманентный ответ на вопрос о «принципах сцепляемости» атомов и стать основой для деятельности вычислительного автомата нового типа, противостоящего двум базисным видам машин Нового времени: углеродно-энергетической и кремниево-информационной.

Статья посвящена текущему состоянию левой постделезианской философии, которое характеризуется как эпоха одержимости производством вымыслов. Авторы утверждают, что сегодня научная фантастика зачастую мобилизуется в качестве инструмента, который позволил бы представить будущее, несоизмеримое с порядком позднекапиталистического настоящего. Тем не менее, пытаясь представить посткапиталистическое будущее, современные левые философы, как правило, ищут источник вдохновения в прошлом, что лишь усугубляет ситуацию «исчерпанности будущего», культурным коррелятом которой выступает ретрофутуризм. Авторы высказывают предположение о том, что результатом философской инструментализации научной фантастики рискует оказаться специфическая форма интеллектуального эскапизма. Особого внимания заслуживает понятие гиперверия, которое возникает под влиянием научно-фантастических повествований и воплощается в популярной сегодня риторике взлома. Отмечая, что способ функционирования гиперверия аналогичен маркетинговым механизмам, авторы предполагают, что он соотносится с тем, что Жиль Делёз и Феликс Гваттари назвали бессознательным представлением, или поддельным образом. Авторы показывают, что генеалогия гиперверия как практики программирования реальности с помощью фикций отсылает к идеям Уильяма С. Берроуза. Отталкиваясь от метода нарезки, Берроуз поставил задачу разработать новые способы лингвистического инфицирования и моделирования человеческого поведения. В рамках такого подхода различие между реальностью и вымыслом размывается. Впоследствии участники CCRU транспонируют идеи Берроуза на подготовленную Делёзом и Гваттари теоретическую почву. Гиперверие обретает второе рождение в наследующем CCRU проекте левого акселерационизма, в котором идея самореализующегося вымысла переориентируется на разработку недетерминистской концепции прогресса. Указывая на неэффективность гиперверия как инструмента социально-политического изменения, авторы предлагают перейти от Анти-Эдипа к Анти-Хайпу.

В интервью с философом Эндрю Кальпом обсуждаются основные аспекты разработанного им проекта темного делезианства. Кальп отмечает, что его работа во многом наследует теориям Александра Гэллоуэя и Юджина Такера. Он продолжает развивать предложенные ими идеи - прежде всего концепт асимметрии, который означает, что радикальная политика возникает вследствие формального несходства вовлеченных в конфликт сторон. С точки зрения Кальпа, именно идея несходства сделала постструктуралистское мышление притягательным для многих политических философов, поскольку позволила осмыслить политическую власть за пределами категорий силы, гегемонии и господства. Философ эксплицирует основные введенные им понятия, в частности «продуктивизм» и «коннективизм». Проясняя первую позицию, Кальп усматривает в ней специфическое последствие динамики холодной войны с сопутствующей максимизацией производительности. Он утверждает, что отказ от труда позволит обратить внимание на альтернативные аспекты общественной жизни. Под коннективизмом Кальп понимает позицию, согласно которой коммуникация способна решить любые социально-политические проблемы. Критикуя этот подход, ассоциирующийся, в частности, с проектом Бруно Латура, Кальп утверждает, что сегодня нет недостатка ни в информации, ни в коммуникации, но это не приводит к решению насущных проблем, большая часть которых остаются не технологическими или информационными, а политическими. Кальп комментирует отличия своего проекта от акселерационизма. С точки зрения философа, левые акселерационисты стремятся оставить хорошие аспекты технологий и отбросить пагубные, что роднит их подход с Прудоном. Обсуждая безусловный базовый доход, Кальп указывает на опасное пересечение левого акселерационизма с либертарианством. Философ также отмечает принципиальные расхождения своей позиции с технофутуризмом Ника Ланда. Далее Кальп проясняет предложенную в «Темном Делёзе» политическую модель конспиративного коммунизма, а также комментирует идею о ненависти к миру как форме утопического мышления.

В статье предпринимается попытка свести вместе Делёза и идеализм, отчасти отвечая на, казалось бы, обреченный на тупик вопрос: каким идеалистом является Делёз? Для ответа на этот вопрос автор прибегает к глубокой (гео)химии, что сначала помогает ему провести параллель между гегелевским призывом к новому миру и делезианским воззванием к новой земле, а затем распознать в делезианском варианте призыва шеллинговское понятие «безосновного» (Ungrund) как предшествующего всем противоположностям, а следовательно, и всем синтезам. Однако делезовский идеализм оказывается в конце концов и кантианским - Грант видит в воззвании к новому народу Делёза и Гваттари кантовскую этико-телеологию. Эта параллель критикуется автором, предпочитающим менее антропоцентричный подход, и, следуя за химией, он приходит к натурфилософскому абсолютному эмпиризму Шеллинга, в котором предпринимается попытка объяснить идеальное с помощью реального. Для Шеллинга вездесущей химией объясняется все ощущение, и все химические процессы заключают в себе ощущения. С помощью этого беспредметного эмпиризма автор приходит к заключению, что новая земля является лишь слепым химическим синтезом, в котором зло есть воля бездонной основы. В этой химической философии даже зло - шеллинговское движение к обособлению - становится материальным, а онтология абсолютного эмпиризма - химией тьмы.

В статье исследуется нестандартный материализм Франсуа Ларюэля, методологически рассматриваемый как натурфилософия (за образец которой берется прочтение Иэном Грантом сочинений Шеллинга), а нефилософия описывается как натурфилософия в рамках ее же методологии. Несмотря на кажущееся несходство двух проектов - Шеллинга и Гранта, с одной стороны, и Ларюэля, с другой стороны, - оба строятся на отрицании бинарных оппозиций, в которых один из терминов всегда пейоративен и оказывается в подчиненном положении. Во избежание такого исхода Шеллинг задействует депотенциирующую генеративную абстракцию, сводя философа в «Изображении моей системы» 1801 года до имманентного уровня природы - утопии Тождества. Ларюэль же подключает к своей борьбе сходные с шеллинговскими механизмы абстракции, чтобы «обеднить» понятия той философии, от которой отталкивается, и начать мыслить «исходя из» не-места материи. Таким образом, он тоже приходит к утопии, понимаемой им как движение, совмещающее в себе предмет и метод. Оно детерриторизующе, но эта детерриторизация отлична от происходящей в философии, так как в ней агентом выступает само Реальное, а философию следует преодолеть (приведя ее «в» утопию). Для более наглядного рассмотрения нефилософии Ларюэля в статье для контраста критически используется фигура Жиля Делёза, часто контрабандой протаскивавшего в свою работу идеализм и трансцендентность. В конечном счете, критически опираясь на Делёза, Ларюэль отказался от самой диады «материализм - идеализм», поскольку именно в ней материализм оказывается подчиненным идеализму. Вместо дуальности «материализм - идеализм» у Ларюэля мы получаем материализм и идеализм, соотносящиеся с отлученной от мысли материей и тождественные (но только в последней инстанции) Реальному.

Статья посвящена анализу «Образа-времени» Делёза не как исследования по философии кино, а как проекта политической онтологии. Для этого предпринимается попытка прояснить значение понятия «крика», которое появляется в лекциях Делёза в 1980 году, в контексте связки кино, мысли и шока из второго тома «Кино». Чтобы указать на имманентное политическое значение работ Делёза о кино, в статье проясняется концептуальное различие между двумя типами кинематографа. Различие между «образом-движением» и «образом-временем» рассматривается не как эстетическое, а как онтологическое. В частности, проясняются консервативные эффекты «классического» кино в контексте онтологии времени Анри Бергсона. Критический потенциал современного кино, который рассматривается Делёзом в «Образе-времени», служит условием для преодоления логики «привычки», которая воспроизводится кинематографом «образа-движения». Условием разрыва с этой логикой оказывается эффект шока, который производится благодаря особенностям современного кино-образа. Политическое значение современного кино понимается Делёзом в контексте возможности Нового, которое не предопределено предшествующими условиями. Разрыв со статус-кво обеспечивается благодаря противопоставлению двух концепций Целого - как Открытого и как Внешнего. Различие между ними рассматривается в связи с критическим удалением Делёза от онтологии Бергсона, которая выступает воображаемым решением проблемы Нового и, следовательно, проблемы консерватизма вселенной «классического» кино. Чтобы придать «образу-времени» его политическое значение, необходимо указать на конститутивную роль темпорального разрыва для современного кино. Именно эта логика обеспечивает шоковый эффект для мысли, провоцируя ее выход из ситуации перманентного повторения.

В статье обсуждается теория ассамбляжей Мануэля Деланда. Автор показывает, что концепция плоской онтологии и идея эмерджентности, ключевые для этой теории, несовместимы друг с другом. В начале статьи обрисовывается философский контекст теории ассамбляжей - кратко обсуждаются трактовки идей Жиля Делёза, затем разбирается реконструкция онтологии Делёза, проделанная Деланда и послужившая концептуальной основой для теории ассамбляжей. Далее автор артикулирует проблемы этой реконструкции, в частности конвертацию научной онтологии динамических систем в метафизику. Вместе с универсализацией экстериорных (внешних) отношений она порождает множество концептуальных изъянов: от редукционистского регресса и мереологического атомизма до игнорирования отношений необходимости между ассамбляжами. Последнее - ключевое при рассмотрении теории ассамбляжей. Деланда трактует понятие эмерджентности как продукт экстериорных отношений, игнорируя интериорные (внутренние) отношения. Тем самым он отказывается рассматривать ассамбляжи как онтологически зависимые друг от друга. Наличие интериорных отношений между частями ассамбляжей предполагает, что каузальные взаимодействия между этими частями не только и не столько логически или хронологически предшествуют ассамбляжу с эмерджентными свойствами. Они предшествуют ассамбляжу трансцендентально, выступая условиями его возможности. Это предполагает наличие онтологической зависимости между частями и ассамбляжем. Подобная зависимость предполагает иерархическую структуру мира, где для существования целого необходимо существование частей. Такая структура несовместима с концепцией плоской онтологии. Далее в статье обсуждаются импликации эпистемологических проблем теории ассамбляжей и рассматривается позиция, логически следующая из их решения, - онтический структурный реализм Джеймса Ледимена и Дона Росса, где все существующее исчерпывается отношениями, которые могут быть выражены математически.

Победа Дональда Трампа в 2016 году была воспринята значительной частью общественности и многими политологами как проявление, или резкое углубление, кризиса западной (американской) демократии. Стремление понять природу этого кризиса и найти пути его преодоления привело к фундаментальному переосмыслению ряда «основоположений» мейнстримной демократической теории. В статье на основе прежде всего получившей сильный резонанс в США недавней книги Стивена Левицкого и Дэниеля Зиблатта «Как умирают демократии» проводится анализ таких метаморфоз демократической теории и предлагается их критика. Суть ее заключается в том, что теоретики оппозиции Трампу пытаются обновить и скорректировать существующую демократическую теорию, оставаясь в рамках элитистской политической культуры и даже еще более акцентируя ее элитистские признаки и свойства. Характер и логика элитистского ответа на «популистский» вызов Трампа сами по себе нуждаются в углубленном объяснении, обеспечить который теория политической культуры не способна. Чтобы его найти, автор статьи обращается к более фундаментальным понятиям фетиша и фетишизма, на основе которых или в качестве производных от которых разрабатываются понятия политического фетишизма и, более специфическим образом, демократического фетишизма. Заимствуя определенные элементы концепции демократического фетишизма у Алена Бадью, автор тем не менее дистанцируется от нее в том плане, что, во-первых, не считает демократический фетишизм сугубо «негативным» явлением современной политики (вернее, по Бадью, ее аполитичной дегенерации), во-вторых, стремится различить два вида демократического фетишизма - народный и элитистский. Именно от характера и динамики связей между ними во многом зависит «судьба демократии» (во всяком случае, на Западе), включая развитие (и саму природу) того, что сегодня называют «кризисом демократии».