В статье рассматриваются две реконструкции истории одной научной дисциплины — биоинформатики. Одна представлена автором термина «биоинформатика» Полиной Хогевег, другая — историком и социологом науки Халламом Стивенсом. Несмотря на личную вовлеченность Хогевег в становление биоинформатики как научной дисциплины, с одной стороны, и опору Стивенса на значительный объем микросоциологических, наукометрических и других свидетельств, с другой стороны, авторы рассказывают принципиально разные истории. По Хогевег, возникновение биоинформатики связано с новыми эпистемологическими запросами наук о жизни после ключевых открытий молекулярной биологии в середине XX века. Для Стивенса новая дисциплина стала результатом внедрения вычислительных методов и технологий из более математизированных областей в биологию. Это различие порождается расхождением в интерпретации того, что такое биоинформатика, которое, в свою очередь, зависит от предварительных онтологических допущений о природе живого.
Связь концепции жизни с концепцией информации у Хогевег объясняется с привлечением системного подхода; Стивенс, отвергая эту связь, акцентирует внимание на переносе научных практик из других дисциплин и порождаемых этим переносом новых способах видения живого. При этом попытка определить специфику биоинформатики как дисциплины обрекает обоих авторов на порочный круг: дисциплина определяется тем, что определяет сама, а именно некоторым представлением об информации и/или данных. Порочный круг обусловлен тем, что нормативный характер критерия разграничения дисциплин не позволяет адекватно объяснить возникновение каждой из них в отдельности. Взамен предлагается использовать дескриптивный критерий, понимаемый как исследование условий возможности уже имеющей место дифференциации научных практик. Определенное представление об информации/данных и связанная с ним онтология должны быть выявлены в результате исследования такого рода, а не предпосылаться ему.

Одним из центральных сюжетов в историческом развитии экономической науки с XVIII века стали поиски способов превратить экономику в дисциплину естественно-научного типа. В статье рассматривается эпистемологическая история экономики как дисциплины по линии противостояния эпистемических идеалов («моральной достоверности» и «механической объективности»), познавательных стратегий (эмпиризма и математической рациональности), институционального статуса (наука или искусство). В этой связи анализируются переходы от понимания экономики как «моральной науки» через маржиналистскую и формалистскую революцию к экономике как территории формальных онтологий и абстрактных математических моделей и инструментов. Прослеживается последовательная ориентация экономической теории на эпистемологический стандарт научного знания, который задает классическая механика, выступающая историческим ядром науки Нового времени. Авторы показывают, что платой за математизацию и отход от «моральной достоверности» становятся утрата эмпирической составляющей и нарастание проблем с предметным содержанием формальных моделей, что в итоге приводит к так называемому эмпирическому повороту в экономической науке. На примере нейроэкономики как наиболее радикальной попытки натурализации предмета экономики рассматриваются современные проекты насыщения предмета экономики эмпирическим содержанием и возвращения к проекту «физикалистской» экономики, вскрывающей, подобно естественным наукам, законы природы.

Трудности, связанные с оценкой эффективности излечения в психиатрических лечебницах в XIX веке, представляют наглядный пример того, как числа становятся камнем преткновения, когда используются для официальной оценки учреждений. Искажение оценки в частных интересах или из-за коррупции делает эти числа «лукавыми» в том смысле, что они используются нечестно, в то время как несоответствие между скучными, техническими результатами и коварными закулисными манипуляциями становится поводом для черного юмора. В центре внимания статьи оказываются различные способы манипуляции числами, которые предпринимаются медицинскими клиниками и государственными структурами, а также крупными компаниями ради улучшения показателей и выдаются при этом за объективную истину. Автор рассматривает и анализирует практики классификации, стандартизации и упорядочения параметров, по которым оценивается эффективность работы той или иной структуры, а также ставит под вопрос релевантность этих основанных на числах практик как инструментов оценки. В качестве примеров в статье рассматриваются различные уловки, к которым прибегали администраторы и руководители лечебниц для душевнобольных, чтобы повысить показатели и убедить в том, что большинство пациентов выписываются здоровыми. Обосновывается скрытая амбивалентность чисел, их обманчивость и неспособность сгладить противоречия и унифицировать опыт, основанный на статистических данных. Также вводится понятие ненасыщенного описания, которое предполагает однозначную интерпретацию лукавых чисел и использование их в качестве аргумента для оценки эффективности. Подчеркиваются риски недавних попыток децентрализовать функции правительств и корпораций, используя при этом количественную оценку целевых показателей.

Неоднородность кибернетического движения, условность его границ, глубокое проникновение в научные, культурные, политические и религиозные институты разных национальных сообществ — все это открывает широкие возможности разных подходов к описанию кибернетического движения. Кибернетика в одинаковой степени владела умами непримиримых противников — атеистов и клерикалов, ученых и мистиков, коммунистов и либералов, деятелей культуры и активистов контркультуры. Всякое исследование столь гетерогенных движений, социальных или интеллектуальных, предусматривает решение задачи упрощения комплексности. Главной задачей статьи стал поиск базового единства, пронизывающего культурную, социальную, доктринальную, институциональную пестроту кибернетического движения. Искомое единство должно было соответствовать трем требованиям: во-первых, отправным пунктом анализа должна стать оригинальная кибернетическая проблема, которая пронизывает ее обозримую историю; во-вторых, проблема эта должна обладать известной степенью универсальности, то есть не ограничиваться теоретической или прикладной значимостью, но так или иначе вступать в резонанс с философией, психологией, с культурными, политическими или идеологическими формациями мысли; в-третьих, проблема должна сохранять актуальность в контексте сегодняшней полемики.
Различие аналогового и цифрового оказалось удобным концептуальным инструментом, который позволял обозначить четкий контур кибернетического движения. Статья не претендует на последовательность исторического изложения. Она состоит из нескольких значимых для истории кибернетики фрагментов и представляет собой эксперимент, демонстрирующий возможности предложенного подхода. Главный тезис, предъявляемый статьей, состоит в том, что осмысление истории кибернетического движения может быть системным и продуктивным на основе анализа ключевого для кибернетики различения аналогового и цифрового. Такой подход позволил обнаружить в несовместимых, на первый взгляд, доктринах кибернетики (Винер, Шеннон) и постструктурализма (Фуко, Деррида, Лакан, Делёз) важную общность проблематики и генетического родства.

Рецензия на книгу:
Ian Hacking. Why is There Philosophy of Mathematics at All? Cambridge: Cambridge University Press, 2014. — 308 p.

Рецензия на книгу: John Dupre. Processes of Life: Essays in the Philosophy of Biology. Oxford: Oxford University Press, 2012. — 350 p.

Рецензия на книгу: Histories of Scientific Observation / L. Daston, E. Lunbeck (eds). Chicago; L.: University of Chicago Press, 2011. — 460 p.

Рецензия на книгу: Kuhn’s “Structure of Scientific Revolutions” at Fifty: Reflections on a Science Classic / L. Daston, R. Richards (eds). Chicago: University of Chicago Press, 2016. — 208 p.

Рецензия на книгу: Steven Shapin, Simon Schaffer. Leviathan and the Air-Pump: Hobbes, Boyle, and the Experimental Life (with a new introduction by the authors). Princeton: Princeton University Press, 2011 (1985).—456 p.